Максиму Аверину — 50: почему уехал из Москвы, боится светской тусовки и как реагирует на подколы за «Склифосовский»

— Сейчас есть тенденция в соцсетях, когда человек снимает видеоролик, где как будто встречается с самим собой 16-летним. И говорит ему: «Смотри, у тебя сбылось все, о чем ты мечтал. А вот это не сбылось, но получилось еще лучше». Вы бы себе 16-летнему что сказали? «Не волнуйся, все будет»?

А я до сих пор волнуюсь, что будет! Другое дело, когда в 16 лет ты мечтаешь о профессии, то не представляешь, какие сложности будут сопровождать на этом пути. Кажется, что мир огромный, тебе все рады, надо много энергии раздавать. Не знаешь, что потом свою искренность будешь прятать, чтобы ее не уничтожали. И энергию концентрировать, чтобы она уходила в правильное русло. Но если бы я, 16-летний, увидел себя сейчас, в 50, я бы не очень удивился. Не в плане масштаба, его я не представлял, но в целом, о чем тогда мечтал, я получаю. Получаю, не «получилось». Я надеюсь, что до своей финальной точки буду идти по этому пути, в нем нет конечного результата. Вчерашний успех невозможно законсервировать, зафиксировать, повесить на стенку и им любоваться. В 16 лет я этого не понимал.

— 26 ноября состоялся ваш юбилейный вечер, который называется «Расправь крылья». Почему именно так?

Потому что, мне кажется, крыльев маловато стало у людей. Я обожаю произведение Роберта Рождественского «Баллада о крыльях». Это такой лубок, в этно-стиле, но в нем такая мудрость заложена: даже если в тебя никто не верит, на твоей спине вырастают крылышки. И я захотел именно эту мысль отразить в своем спектакле. Человеку нужно давать крылья, необходимо. Я вспоминаю, когда набирал курс в Щукинском училище, многие говорили: зачем тебе это нужно? Такая ответственность — дети. Ну, во-первых, я это не выбирал, а мне их Бог послал, значит, так должно быть. Евгений Владимирович Князев (ректор ВТУ им. Щукина) сказал: «Пришло время возвращать долги». И дальше мне было важно не проглядеть те самые «крылышки». Поэтому сначала я сел у компьютера — первая часть прослушиваний сейчас онлайн проходит — и отсмотрел 4000 человек. Дальше встречался лично на очных прослушиваниях с каждым из 2500. И каждый раз переживал: вдруг сейчас войдет тот, кто может и должен заниматься этой профессией, а я его пропущу? И горжусь тем, что сам выбрал свой курс. Я хотел найти тех, кому смогу дать крылья.

— Кто на вашем пути давал вам крылья? Или хотя бы не подрезал их.

В первую очередь, мама. От нее основание этих крыльев и хребет. «Щука», несомненно. С годами я все больше понимаю, что зарождение мое случилось именно там. Нигде так больше в меня не верили, как в театральном училище. А в дальнейшем… Есть хорошая фраза: «Когда тебе тяжело, ты идешь в гору. Если легко — ты падаешь в пропасть». Поэтому каждый, кто входил в мою жизнь и вешал на плечи гирьки или подрезал крылья, — это учитель. Я все равно шел вперед, значит, так было правильно.

— Сейчас в вашем окружении есть люди, которые могут повлиять на ваши решения, дать совет?

Совет они могут дать, но нести ответственность-то мне. Актер — это зависимая профессия, и в кино, и в театре я должен довериться режиссеру. Но выходит на сцену все равно артист. Я могу выслушать мнение от кого-то, но в моей жизни мало таких людей. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. А иногда что-то делаю и потом злюсь на себя, что последовал совету. Надо всегда себя слышать. И слушать.

— В этом году юбилей у вашего моноспектакля «Все начинается с любви», который сейчас называется «Научи меня жить». Впервые вы его сыграли 15 лет назад. В его сторону ведь тоже звучало много скепсиса: «кому нужны эти стихи со сцены…»

Да, и теперь все поехали за мной. А тогда мне начали предлагать проводить творческие вечера, я же не мог представить, что буду сидеть и со сцены рассказывать о себе. И когда куда-то приезжал, то быстро отвечал на вопросы, и дальше начинал читать-читать-читать. Потом понял: ага, могу вот такой зал держать. Затем: могу побольше. Могу себе позволить вот это произведение взять. Так начал, и из этого родился спектакль, с которым мы проехали и всю Россию, 238 городов, и много стран на четырех континентах. На тот момент, действительно, стихи со сцены никто не читал. Роберта Рождественского, например, подписывали поэтом-песенником, при этом песни все знали, а его стихотворения никто не помнил. И считаю, я один из тех, кто вернул ему звание поэта.

— Вы не сторонник долгоиграющих историй в кино, не растягиваете роль на большое количество серий. Исключение, наверное, «Склифосовский», у которого уже 13 сезонов. А моноспектакль ваш живет уже 15 лет. С театром это по-другому работает, никогда не было желания остановиться?

Театр — это другое. И поскольку в моноспектакле я сам себе хозяин, мне проще, я могу в любой момент сделать совершенно другой поворот в сюжете. Как меняюсь я, так меняется и постановка. И пока я буду нужен зрителям, буду пользоваться возможностью с ними говорить при помощи моноспектакля. А что касается «Склифосовского», помню, как-то на Дне рождения Ларисы Лужиной Светлана Владимировна Дружинина колко меня поприветствовала: «О, к нам пришла наша „Санта-Барбара“. Но я на такие колкости давно не реагирую.

— Вообще, есть ощущение, что вы существуете отдельно от творческой тусовки, как будто держитесь в стороне. Так сложилось или это осознанный выбор?

Да просто страшно!..

— Звучит забавно.

Правда, страшно. И вроде все люди по отдельности хорошие, я со многими работаю, с радостью встречаюсь. Но как только ты оказываешься в этом аквариуме, начинаются проявления, которые мне категорически не нравятся. И потом мне очень жалко время. А если говорить про театр, кино — там невозможно быть отдельно. Есть партнер, есть команда, общее дело.

— Вы второй сезон в труппе театре «Ленком». Как себя там чувствуете?

С годами я для себя выработал теорию, что театр — это не дом. Это место работы. Я, с одной стороны, завидую людям, которые всю жизнь посвятили одному театру. Но с другой стороны, в этом есть какая-то ошибка. Потому что нельзя прирастать к стулу, артист должен быть конкурентоспособным. В театре же так: сегодня на тебя есть планы, а завтра — нет. А годы идут, твои лучшие годы… Я сейчас работаю в трех театрах: в «Ленкоме», в Театре Российской Армии и в Театре Сатиры. Когда Александр Анатольевич Ширвиндт позвал меня в «Сатиру», мне показалось, что там происходят не совсем правильные процессы. Все прикрываются историей: у нас работали Анатолий Папанов, Андрей Миронов, Ольга Аросева. Все время взгляд в прошлое. А в настоящем — вакуум. При этом растет поколение зрителей, которое не знает тех имен, им интересно, а сейчас-то что? Не знаю, может быть, я не прав, и надо служить одному месту. Но я служу театру как искусству.

— С кем из театральных режиссеров хотелось бы поработать?

Сейчас появляется так много интересных ребят. Недавно посмотрел спектакль «Барон Мюнхгаузен» в Театре Комиссаржевской в Санкт-Петербурге. Замечательная работа режиссера Романа Габриа, совершенно новый взгляд. Я же много лет мечтал сыграть Мюнхгаузена. Носился с этой идеей. Но как бы ты ни ставил пьесу Григория Горина, все равно будешь сваливаться в кино Марка Захарова и в образ Янковского. Ширвиндт мне говорил: «Максик, будут сравнивать». А тут я увидел работу, в которой ребята, не уничтожая горинский текст, пошли по другому пути. После спектакля я побежал к ним за кулисы, чтобы сказать, как они перевернули мое сознание. Я понял, что был в ошибке. Очень крутой спектакль. Вообще, стараюсь смотреть много. Чаще это получается в Сочи, там могу по блату ходить на постановки, которые приезжают на гастроли в филармонию или Зимний театр (в 2021 году Максим Аверин стал художественным руководителем Сочинского концертно-филармонического объединения). Так в прошлом году я посмотрел прекрасную историю «Я — Сергей Образцов» с Женей Цыгановым. В этом году мне очень понравился моноспектакль Иры Горбачевой «Почему я?». Какая она мощная!

— Вы артист, телеведущий, художественный руководитель, в прошлом году набрали свой курс в театральном училище. Невозможно удержаться от вопроса: как вы все успеваете?

Рано встаю, в 5-6 утра. Забавно, что когда я начал преподавать, мне говорили: «Молодежь придает столько энергии! Ты будешь просто летать!». А потом я ставил на курсе спектакль и кричал: «Вы меня до инфаркта доведете!». Сердце стучало бешено. Хотелось уточнить: и вот это омолаживает? Нет, но это дает возможность расчистить ту пыль и ракушки, которыми обрастаешь.

— Кстати, студенты открывают для вас какие-то фишки молодого поколения? Новые технологии, слова?

Они говорят «Вы наш краш». Что? Кто? У нас есть общий чат, еще у них есть свой чат, про который, они думают, я не знаю. А я все знаю. Но, конечно, разница поколений в чем-то чувствуется. Когда я учился, немилость худрука была смерти подобна. А тут ты начинаешь вести себя как классный учитель: нельзя прогуливать, нельзя то, нельзя это, повторяешь одно и то же. В дисциплинарном плане я жесток. В наше время было так: если опаздываешь, ты после педагога уже не входишь в аудиторию. Категорически нельзя было в шортах ходить. Сейчас не то, что шорты, черт-те что носят. И я не имею право требовать от них, чтобы они жили по моим законам. Но хочу привить им уважение к театру, к тому, чему они хотят посвятить свою жизнь. Говорю им: «Если вы хоть на секунду сомневаетесь, готовы ли вы… Перед вами сидит яркий пример человека, который целиком отдан этой профессии. И если вы туда идете, запомните, что это последнее место, где вы найдете безоговорочную любовь к вам». Мне надо их предупредить, что это на курсе всего 30 человек, а за стенами училища — вдоль кольцевой московской дороги. Им надо научиться быстро соображать, потому что когда они окажутся на съемочной площадке, с ними не будут долго возиться, как здесь. Но пока они в таком чудесном возрасте, где им все можно.

— С такой теплотой вы говорите о студентах. О своих детях не задумываетесь? Или эта тема закрыта?

Я не думаю об этом. Точнее, так. Думаю, что наверное, это уже не получится. По крайней мере, делать что-то специально я не буду. Бог меня очень щедро одарил в жизненных событиях. Может быть, это такой баланс. У меня нет дискомфорта, я не испытываю ужаса от того, что после меня никого не останется. Тем более, знаю, что дети не обязаны оправдывать надежды родителей. И потом, 30 студентов — это тоже мои дети. Когда они поступили, я сказал: «Жизнь может сложиться по-разному. Даже очень талантливый человек иногда исчезает в этом пространстве, а кто-то, наоборот, взлетает. Но то, что мы друг у друга навсегда — это точно. Я ваш худрук навсегда. Каждый из вас навсегда в моем сердце».

— Что у вас сейчас в актерской сфере, какие роли репетируете?

Последнее время я был много занят юбилейными мероприятиями. Еще только что закончились съемки 13-го сезона «Склифосовского», идет процесс озвучивания в картине Дмитрия Астрахана. Участвую в новом спектакле «Репетиция оркестра» в «Ленкоме». Репетирую с Александром Александровичем Лазаревым спектакль «Визит», премьера которого состоится в марте в Академическом Театре Российской Армии.

— В Театре Российской Армии — самая большая сцена в Европе. Как в таком пространстве чувствует себя артист?

Прекрасно. Я ее не боюсь. И очень люблю наш спектакль «Роман» по «Мастеру и Маргарите», где играю Понтия Пилата. Так благодарен режиссеру Александру Лазареву, который узрел его во мне.

— Помимо юбилейного вечера, какие еще планы у вас на этот день рождения?

Моя многолетняя традиция в этот день — играть на сцене. И я ее не нарушаю. Это же мой новый год — а как встретишь новый год, так и проведешь. Потом посидим, конечно. Но дальше мне рассиживаться некогда: 26 ноября я играю моноспектакль в Москве, куда всех искренне приглашаю, а 27 — «Бег» в «Ленкоме», 28 выдыхаю, а 29-го моноспектакль «Расправь крылья» покажем в ДК «Октябрьский в Санкт-Петербурге.

— К вашему юбилею вышли две красивые книги. О чем они?

Это подарки от друзей. Первая — полное собрание моих спектаклей и творческих работ с 1997 года в двух томах «МАКСИМ АВЕРИН. ТЕАТРЪ». Спасибо моему бессменному директору Николаю Кореневу, который этот архив долгими годами собирал. Я ничего не сохраняю, и когда увидел его подшивки, обалдел. Книга получилась поистине коллекционной и уникальной. И отдельное спасибо за ее презентацию в лучшем, как мне кажется, книжном магазине «Москва» на Тверской, где ее только и можно приобрести. А за вторую книгу благодарен другу, который собрал в ней мои последние фотосессии и мною написанные стихи. Не все конечно — 50, юбилейная цифра. К юбилею я получил еще один подарок — по инициативе Николая был специально заказан и создан мой личный парфюм — духи «Максим Аверин.Театръ». Ветивер, пачули, мускус, мох — там собраны все ноты, которые мне нравятся. На самом деле — это духи унисекс, так что смотрите за новостями и их выпуском. Этот парфюм создавался не один год, и спасибо российскому парфюмеру Ольге Замиловой за этот прекрасный шедевр, который она воплотила в жизнь.

— Когда мы делали самое первое интервью в 2009 году, у вас были четкие предпочтения: белые цветы, дорогой парфюм, в свободное время — приготовить что-то вкусное. Что из этих интересов сохранилось, а что поменялось?

Мне по-прежнему нравятся белые цветы. Но при этом невозможно не любить подсолнухи, которые очень любила моя мама, невозможно не любить пионы. Мой любимый парфюм — тот же самый, что и 16 лет назад, но теперь есть уже и свой. (Смеется). Но ни белые цветы, ни духи тебя не определяют, они только дополняют, раскрывают основу. И готовить все также люблю, сожалею, что редко получается. Знаете, когда чаще всего готовлю? По вечерам, это меня расслабляет.

— Вы человек, который четко следует рецепту или импровизирует? Это же два разных подхода.

Никогда не следую рецепту! Есть базис, например, в пельменях: тесто, мясо. Но какое ты сделаешь тесто, и каким будет фарш — уже от тебя зависит.

— Еще тогда вы были на 100% городской житель, а сейчас, насколько знаю, перебрались за город?

Да, даже если я поздно заканчиваю, и на следующий день мне рано вставать, — я еду в дом. Как робот-пылесос возвращаюсь на станцию. И потом утром опаздываю на работу, потому что не могу оторваться от природы: смотрю на листопад невероятный, или на елки в тумане… Начинаю думать, что надо посадить больше деревьев. А еще эти собаки бегающие…

— Сколько их?

Пять. Два дога — девочки и три корги — пацаны. Все подарены, и их невозможно не любить.

— Мы начали с того, о чем мечтал Максим Аверин в 16 лет. А о чем вы мечтаете сейчас?

Продлить свой профессиональный век. Подольше быть интересным зрителем. Очень хочу свой театр. А еще… Вот недавно я играл «Арбенин. Маскарад без слов» в театре Сатиры, он весь построен на хореографии. В какой-то момент делаю поворот с партнером и вижу, что один мой палец на руке смотрит совершенно в другую сторону. Шок, понимаю, что времени нет: хрясь, ааа, и вставляю его обратно! Даже не успел ничего почувствовать. Когда-то в спектакле «Макбет» я случайно меч вставил в ногу. Вытащил его и продолжил играть. Видимо, какие-то другие ресурсы в этот момент включаются. Так вот сегодня я просто мечтаю о том, чтобы хорошо прошел вечерний спектакль.