Егор Кончаловский о спорах с Хабенским на съемках «Авиатора», секретах крепкого брака и редких встречах с отцом

Егор Кончаловский готовится к масштабной премьере картины «Авиатор», съемки которой продолжались несколько лет. По сюжету главный герой просыпается в научной лаборатории после векового сна, в который его погрузили ученые в рамках эксперимента по крионике. Бывшему заключенному, Иннокентию Платонову, предстоит вспомнить и осмыслить не только свою жизнь, но и судьбу России.

В фильме буквально столпотворение звезд. Горбатов, Стычкин, Хабенский, Пегова, Кищенко, Миркурбанов, Баринов, Эрнст и другие. Наверно, с таким кастом и работается легче? Или наоборот?

Да, мне очень повезло в этом смысле. Мне один раз так же повезло, когда я снимал «Антикиллера». Тогда большие советские актеры соскучились по нормальному серьезному кино. Я имею в виду не тему, а подход. И мне удалось на роли всяких криминальных авторитетов получить Ульянова, Шакурова, Бортника, Белявского — из старшего поколения, а Балуева и Сидихина на более младшие роли. В «Авиаторе» единственный артист, который был приглашен до меня, — Хабенский. У Кости были мысли по поводу его героя — доктора Гейгера, он читал и перечитывал сценарий, роман… После 26 вариантов сценария мы все-таки сошлись, поговорили и он окончательно согласился.

А были сомнения?

Ну, большие артисты, еще и занимающие такие серьезные позиции, как худрук театра, не обладают временем сниматься просто так, ради гонорара. Они выбирают особенные проекты с определенной глубиной и внутренней сложностью.

Как с Константином вообще работалось? Как вы говорите, он очень дотошный в материале, но, говорят, достаточно простой в быту.

У меня ни с кем не возникло ни одного вопроса или проблемы. Но я очень люблю моих артистов, и они это чувствуют. Всегда лично задействован в написании сценария, не как соавтор, а есть отдельная позиция — «при участии». Мы по две недели можем бок о бок со сценаристом провести. С Хабенским у нас была одна ключевая сцена. И два совершенно разных ее финала. Мы спорили, как лучше, у каждого варианта имелись свои плюсы и минусы. Я Константину отправил оба, мол, скажи, пожалуйста, мне и так нравится, и эдак, что тебе ближе? Он выбрал, и его мнение стало решающим.

Все остальные актеры проходили у вас кастинг?

Кастинг был бешеный, он длился три месяца. Сергей Катышев, генеральный продюсер, уникальный человек, несколько лет болел идеей, мечтал довести дело до конца. Сменилось несколько команд, сценаристы и режиссеры, медленно все шло, пока мы не познакомились.

Долго искали главную героиню, потому что звезд, которые могут сыграть 18-летних и одновременно 30-летних, практически нет. Отсмотрели 50-60 претенденток и остановились на Даше Кукарских, она, можно сказать, только начинает свою карьеру. Потом появился Стычкин. Женю мы сразу видели в роли миллиардера Желткова. У Виталия Кищенко в фильме одна сцена! У Ирины Пеговой тоже. И они согласились, я им очень благодарен. Уверен, мы везде угадали.

Александр Горбатов, артист с непростым характером, огромный профессионал, приходил на кастинг раз восемь-десять, мы его пробовали с разными партнершами. Было видно, что ему хочется сниматься.

Писали, что Данила Козловский тоже планировался на эту роль.

Козловский должен был снимать фильм, и он хотел. Данила, кстати, неплохой режиссер. Его «Карамора» — крепкое кино с хорошим экшеном.

У вас в касте нет молодежных героев, которые сейчас популярны благодаря сериалам типа «Слово пацана». Вы интересуетесь подобными проектами, новыми лицами?

Я больше скажу, «Слово пацана» мне предлагали снимать. Но мы не сошлись в художественной концепции. Для меня это — вступить в ту же воду, ведь я на данную тему уже снимал. Мне интересно было бы сделать все по-другому. А они настаивали: нужно так. И, наверно, оказались правы. Я посмотрел одну серию — ну да, нормально, даже очень…

Вообще следить за новинками и дебютами я, честно говоря, не успеваю. У меня за последние пять лет четыре полных метра. Какие там другие актеры, со своими бы справиться. Потом у меня постпродакшн. Я даже многих фильмов не смотрел, из громких. Но «Анору» оценил, все-таки «Оскар». Очень расстроился, что это «Оскар». Если бы не сказали, что «Оскар», то вполне нормальное кино. Что касается молодых, на прошлых картинах у меня появились Илья Коробко, выходец из «Молодежки», Никита Волков… Они уже не самые молодые, все слишком быстро меняется… Для поиска новых лиц есть кастинг-директоры, их задача в театры ходить, курсовые и дипломные спектакли смотреть. Я, например, в свое время снимал «Розы для Эльзы», и Райкин тогда не отпустил ко мне Аню Чиповскую. Говорю, давай другого кого-нибудь. Он и предложил взять Карину Андоленко, так случилась ее первая роль. Сейчас она очень востребована.

Кстати, сейчас же модно возвращаться к темам 90-00-х, делать продолжение популярных тогда сериалов, переосмысливать на новый лад.

Да, мне предлагали переснять «Антикиллера». Но тот фильм стал культовым потому, что тогда мы только это прожили: 90-е, бандиты… Как-то и неэтично возвращаться назад. Сейчас меня интересуют совсем другие вещи.

У вас огромный опыт съемок, а есть какой-то блэк-лист актеров, тех, кого точно больше не позовете?

Нет. Может быть, есть пара фамилий, но не потому, что они плохие, или мне было с ними трудно. Просто мы прошли определенного рода проект, этап, и мне такой же фильм будет снимать неинтересно.

То есть человек запомнился какой-то ролью и, получается, ее не перебьет?

Ролью в моей биографии, да. Сыграл у меня, и везде будет примерно таким же.

Как Гоша Куценко, например? После «Антикиллера» вы больше не работали?

Нет, это точно не про Гошу Куценко. Он, к слову, появился у меня в «Возвращении в А». Небольшая роль, но очень яростная. Играл советского летчика, который случайно расстрелял афганские похороны ракетами. Ошибся, выпивши полетел.

Но в главных ролях у вас замечен с тех пор не был.

Ну слушайте, я с удовольствием Гошу сниму еще, к нему нет вопросов. Гоша мой товарищ, он живет, кстати, здесь недалеко (интервью мы делали в квартире Егора на юго-западе Москвы — прим. ред). Нет, одно время он был «антикиллером», но ушел от этого амплуа, освободился. Что не каждому удается.

А в театр вас не тянет? Многие известные кинорежиссеры, в частности, вашего клана, рано или поздно к нему пришли.

Знаете, я же самозванец. Очень профессиональный человек, но самозванец. Кино позволяет спрятаться за массой вещей. Если что-то вдруг не получилось, можно скрыться за монтаж, за звук, поправить, урезать, увеличить. В театре такого нет, в театре все честно. И я боюсь театра. Недавно Володя Машков мне говорит, ну что, давай ставить! Я его хотел на одну роль пригласить, не в «Авиаторе», и мы разговорились. И я ему честно сказал: пока боюсь. Хотя слово «пока» уже вредное в моем случае.

У меня отец безумно увлекся театром. Но и о кино не забывает. Снял вот огромный проект. Семнадцать серий! Что странно. В этом весь папа! Ну ладно 12 или 16. Когда я искал в Петербурге натуру для «Большого дома» и для «Авиатора» относительно недавно, меня возили по разным местам. Смотрю, что-то огромное достроенное стоит. Спрашиваю, откуда взялось. А мне: «Это ваш батюшка». В другой район приезжаем, и опять отцовские декорации. У него было 200 смен, что немыслимо, очень тяжело! Я 8 серий снимал, 52 смены, и где-то сам устал, как собака. Поэтому в театр не спешу, но все чаще и чаще эта подлая мысль появляется в моей голове.

У вас растут двое маленьких сыновей. Какие черты характера и какие таланты вы хотели бы им передать, в первую очередь?

Я, честно говоря, не знаю, какие у меня хорошие черты характера. Я дотошный, скрупулезный, точный, ненавижу незавершенные вещи. Когда учился в Кембридже, пары у меня уже вот тут стояли (показывает на горло — прим. ред). Все уже снимали, движуха шла, а я на лекциях сидел. Но вуз закончил, причем нормально, на «четверку» по-нашему.

Дело в том, что жизнь во мне воспитала определенные качества. В 18 лет я три месяца работал водителем бетоновоза в Москве. Потом меня забрали в армию. Советская армия —действительно школа жизни. Вспоминаю ее с нежностью и благодарностью, но не с ностальгией.

И я, к слову, буду за то, чтобы Марат и Тимур тоже прошли армию, сейчас она другая. Конечно, как любой отец, не хотел бы, чтобы они оказались в какой-то горячей точке или на войне, рисковали жизнью. Но пусть понюхают эту вселенную казармы.

Потом я уехал на Запад, где перестал быть Михалковым. Превратился в простого эмигранта, который должен отмечаться в полиции, как положено приезжим студентам. Помню, мне 20 лет, подготовительный класс университета, а вокруг 16-летние. Педагог что-то говорит, все пишут-пишут… А я английский всего два года учу, причем с репетитором. И ничего не понимаю, не могу, сижу такой, третьегодник. Но через полгода открылось. Когда я вернулся в Россию в 94-м, спустя восемь лет, попал прямиком в лихие девяностые, где бешеные деньги, опасности, наезды…

Мне папа ничего не давал, он заплатил за мое кембриджское образование, и на этом все. Но это очень много. Как только я окончил вуз, не взял у него ни копейки. Все сам покупал, строил дома, студию… Вот бы передать сыновьям свой опыт и жизненные уроки. Но это нельзя передать, это надо прожить. А, с другой стороны, у них будет своя жизнь, свои уроки, свои трудности…

У детей известных людей, как правило, еще и все есть с рождения, отсюда тоже определенные психологические трудности.

Нынешние дети нежно растут. Я бы хотел, чтобы мои ребята выросли не мажорами. Наблюдаю зачастую таких «деток». Причем, некоторым уже под 40. И, конечно, это печальное зрелище. Очень трудно такого человека сделать счастливым. Если ты в 18 лет получаешь в подарок «Рендж ровер», следом — квартиру в элитном жилом комплексе, то, казалось бы, к чему стремиться дальше? Я благодарен годам в Англии, хотя я не был мажором, как таковым, я был номенклатурным: дед — Михалков, депутат, автор гимна. Милиционеры меня отпускали, когда я ездил на папиной машине без доверенности. Понимали, «о, сын этого человека, ладно, езжай».

Ну, а что вы своим детям квартиру не подарите или машину, имея такие возможности? Будете заставлять их самих зарабатывать?

Мне квартиру никто не дарил, машину тоже. Но мы всей семьей живем за городом, в какой-то момент мальчики, надеюсь, окажутся в институте, в Москве. Конечно, какую-то жилплощадь надо будет им предоставить. Я всем детям купил маленькие квартирки, что, конечно, противоречит моим словам. Но в первую очередь я скорее инвестировал. И подорожало с того момента в два раза. А машину — нет. На метро пусть ездят. Хочешь машину? Покупай машину сам.

И отдельно добавлю, моя взрослая дочка — точно не мажорка. Ей 25, она уже выпустила три книги, как иллюстратор, закончила институт, поступила в магистратуру, начала сниматься в кино. Последнее, правда, не могу оценить, — то ли достижение, то ли ненужное что-то.

Раньше она всерьез увлекалась рисованием, графикой. Я даже была у Марии на выставке в Москве. Неужели забросит?

Не факт. Но многим кажется, что в кино легкие и быстрые деньги. Начинающий актер получает 50 тысяч в день. Понятно, у народных артистов совсем другого порядка гонорары, но 50 тысяч тоже немало. Некоторые за такую сумму пашут месяц в нашей стране.

Насколько часто дочке требуется ваше внимание, советы?

Я ее поддерживаю во всем — и морально, и немножечко материально. Мне важно, чтобы Маша доучилась. Плачу за образование, чуть-чуть даю денег. Да, у нее есть квартира. Когда мы с Любой расходились, я не мог не оставить дочери квартиру.

Внуков пока не ждете? Уже пять лет она в официальном браке, как-никак.

Пока нет.

В первую очередь решила заняться карьерой?

Ну как, карьерой… У этого поколения свои сложности со многими вещами, нам понятными. Например, они не могут купить себе квартиру, даже получая огромную зарплату. Потому что тратят сразу — хотят жить хорошо сейчас, а не откладывать две трети в кубышку. Кто-то надеется на родителей, кто-то просто снимает, не жалеет половину заработка, условно 100 тысяч в месяц. Это у нас был бешеный капитализм, требовалось начинать серьезный бизнес, чтобы на квадратные метры заработать.

Поэтому с карьерой — вопрос, причем, во всем мире. Когда мы росли, существовала такая вещь, как «американская мечта». Называлась «американской», но была и вьетнамской, и любой, кроме, может, афганской. Какая у афганца могла быть мечта? Автомат Калашникова золотой?

Американская мечта — это колледж, свой дом, джип. Лучше два джипа, чтоб у жены тоже, и еще бассейн. Потом пенсия. Ее достаточно, чтобы ездить раз в год куда-то в Европу, на Мальдивы или на Гавайи. Какая теперь мечта? Старая исчезла, а новой, сформулированной, пока нет. А карьера, она к чему прилепляется? К мечте.

Старшая дочь у вас взрослая, а вот сыновья — еще совсем малыши. Каково это быть отцом двухлетки и восьмилетки уже в таком значительном возрасте?

Каково? Вот недавно пришел в школу за старшим, говорю маленькой девочке, позови мне, пожалуйста, Тимура. И она набегу громко кричит: «Тимур, за тобой дедушка пришел!» Захотелось подойти и пинка дать (смеется). Но да, я же им в дедушки гожусь.

На самом деле — круто. И особенно круто, что мы в доме живем. Я могу их целый день не видеть! Слышишь где-то внизу крики, кто-то ушибся, Марат с Тимуром поругались, но ты можешь их не видеть. Ты в это время сидишь со сценаристом, который тоже у тебя в доме неделями живет. В этом преимущество дома. Я его так строил, чтобы у каждого имелась своя территория.

Мне скоро будет 60, образ жизни уже другой. Рано ложусь, встаю иногда в 5 утра. Не потому что надо, а просто так комфортно. Я не тусуюсь, не хожу в ночные клубы как раньше. Абсолютно домашний человек. Когда не на съемках, работаю над написанием сценариев — либо у себя за городом, либо здесь — в «рабочей» квартире. Поэтому вижу детей, много вижу. Это здорово. Тут дело же не в том, сколько часов ты учишь ребенка арифметике или читаешь с ним книжку. Важно просто видеться, вместе гулять, чинить что-то. Но есть и недостаток: большую часть жизни сыновей я скорее всего не увижу. Когда им будет тридцать, мне — за восемьдесят, я буду уже, конечно, не бутон. Тогда как мой отец, у которого я родился тоже не рано, в 29 лет, — сам пожилой человек, и имеет сына, который почти пожилой человек. И мы всегда общались, несмотря на то, что папа долго жил в Америке.

У меня же плюс в том, что есть время на них сейчас, когда они маленькие. На Машу у меня его не хватало, я пропадал на съемках, в Азии работал, четыре года напрочь отсутствовал. Хочется успеть воспитать в Тимуре и Марате мужские качества. Я ездил несколько раз на Донбасс, это на меня произвело сильнейшее впечатление. Оказалось, в нашей стране много настоящих мужчин. Познакомился с парнем, с 18 лет воюет! В 2014 году ему было 18, сейчас — 30. Потерял ногу в боевой операции, но все равно в строю. У него масса качеств, которые хотел бы, чтобы имели мои сыновья. А в тепличных условиях эти качества, увы, не получишь.

Вы с женой из разных сфер. Вы — творческий человек из статусной семьи, Мария — юрист. Знаю, что она представляла ваши интересы в суде, так все и закрутилось. Вам приходилось вообще в чем-то друг другу соответствовать? В ее случае, было ли сложно подстроиться под ваш характер, работу, окружение, в вашем — под ее возраст, интересы. Она ведь ощутимо моложе.

Ну, слава богу, не сильно, на 19 лет. Маша тоже уже взрослый человек. Не задавал себе этот вопрос, но, мне кажется, я никогда в женщине не искал творческой составляющей. Есть избитое мнение о творческих людях, мол, они ветреные, нестабильные, нервные… Многие актрисы, действительно, психоактивные, и им это помогает. Если ты спокоен как удав, то, наверно, трудно сыграть определенные роли, скажем, Чехова. Думаю, мы с женой подошли друг другу энергиями, поэтому живем тихо. Я имею в виду — без большого количества дискуссий. Про ссоры вообще молчу, пару раз случалось за 10 лет. Когда родились дети, я заметил, как Маша спокойно, практически не повышая голос, с ними общается. И они ее слушаются. Чтобы по попе дать — даже речи нет. В ней есть какая-то правильная для меня энергия, она важнее близости в профессии.

Плюс — тоже свободный график, как и у меня. Юрист много работает за компьютером, с документами. У жены свой уголок в доме: мы можем не видеться целый день, что, повторяю, крайне важно. И Маша, как талантливый адвокат, — очень логичный человек, спокойный, неконфликтный, аргументированный. Ни на что не ведется, ее трудно спровоцировать, и она не провоцирует никогда тебя. Классное качество.

Даже интересно стало, из-за чего тогда можете поссориться раз в десятилетку? То есть, что такое может быть критическое…

Да из-за глупостей. Уехали, оставили во всем доме свет гореть. Я просто параноик по поводу всяких бедствий. Мы ездим два раза в год отдыхать. Меня спрашивают, а куда вы едете-то? А я не знаю даже, в какой город, максимум — направление. Потому что организация отпуска на жене. И с ней надежно. Не знаю, может, если бы мне было 25 лет, мы бы не подошли друг другу. Но на данном этапе моей жизни — идеальный мэтч.

Ей не пришлось ради вас чем-то пожертвовать? Все-таки 10 лет назад Марии было 30, еще бурная молодость, тусовки…

Она ходила по ночным клубам с подружками. А потом рассказывала, как всех развозила на машине. Я не допытывался, как Маша проводила время до того как мы сошлись, не видел необходимости. А так — мы часто встречаемся в центре, если оказываемся там одновременно по делам, куда-то идем обедать или ужинать. Причем, не пьем уже давно. Ну, я могу выпить, а жена нет, не любит.

А ваша семья ее легко приняла?

Да, легко. Мой папа несколько раз был женат. Ну и нормально. Я в хороших отношениях со всеми его бывшими. Даже с французской, Вивиан, она уже старушка, в Париже живет, мы созваниваемся. Давление, если оно и направлено на кого-то, так это на членов семьи. Условно говоря, дочка Сурикова, жена Петра Петровича Кончаловского, могла ему сказать про какую-то картину: «Петя, ужасно». И он ее уничтожал, писал что-то новое. Меня жутко критиковали за первые фильмы. «Антикиллер» — очень вредное кино, а вторая часть — вообще вреднейшее. Зачем такое снимать? А где любовь в божественном смысле? Потом перестали. Потому что поздно было. Помню, Наталья Петровна Кончаловская (бабушка Егора — прим. ред.) всех подруг и жен моего отца прекрасно принимала. С кем-то были лучше отношение, с кем-то хуже. Но это данность. Не им же жить.

Любовь Толкалина как-то рассказывала про брачный контракт. Который стал для нее ударом.

Брачный контракт — всего лишь средство и способ расстаться хорошо.

Но такое предложение в начале или разгаре отношений может обидеть.

Наверное, действительно, — это один из моментов, которые ее обидели. Люба, к сожалению, вообще, обижена на меня. И все время демонстрирует это в СМИ. В какой-то момент я с грустью понял, что мы вряд ли останемся надолго вместе. Тут надо сказать, что Люба — человек импульсивный, эмоциональный, но в материальном она неплохо разбиралась. И пока жила со мной, купила три квартиры, построила два дома. Так что не только для меня это было нужно, но и для нее. Я про брачный договор. Мало того, Люба, как правило, забывает о договоренностях. Когда мы расставались, я повел ее к нотарису и зафиксировал на бумаге то, что обязуюсь сделать. Какие-то вещи, от которых мог спокойно отказаться, мы же не были официально женаты. И я продолжаю все выполнять. Поэтому, считаю, брачный контракт — вещь нужная. Учитывая, что в России чуть ли не семь браков из десяти распадается, лучше расставаться чисто, чем делить кастрюли и выкидывать вещи.

Но сейчас у вас его нет?

Сейчас нет. Но рядом другой человек. Ты же не всегда, одалживая друзьям деньги, берешь расписку. Но с кого-то берешь, потому что понимаешь: лучше взять. Да и, если быть до конца честным, я уже все купил и построил до брака. Но брачный договор, он же не только для меня. Если у вас дети, ты обязуешься для них сделать одно, второе, третье, платить алименты, как минимум. Если вы расстаетесь, документ — страховка. Да, когда ты просишь брачный договор, это сразу говорит о том, что ты не до конца уверен во второй половинке. Ну, значит, так и есть.

Вы не раз говорили, что в вашей большой семье все сами по себе и родственники не сильно близки, как в каких-то обычных простых семьях. С возрастом что-то меняется?

Близки или не близки — неправильное слово. У нас скорее нет потребности в частом общении. Помню, умер замечательный артист Сева Ларионов, играл 15-летнего капитана в старом советском фильме. Он был другом отца, мы часто вместе выпивали. Рассказываю ему: слушай, Сева умер, жалко, давно не виделись… И к слову пришлось, спросил, а почему он не пообщается с друзьями? С Сашей Панкратовым-Черным, с остальными. А папа в ответ: «А зачем?» Я искренне не понял, как так. Ну а сесть, выпить, поговорить? Отец мне: «О чем говорить? Все уже сказано». И действительно, с возрастом осознаешь, что все уже сказано много раз. Среди родни тем более. Поэтому дело не в «близки». Я, например, очень близок ментально и идеологически с Никитой Михалковым. Смотрю его «Бесогон». Мне близко то, что он говорит. Мне близки фильмы папы какими-то вещами. Мне близок был дед, мы часто виделись. Но он был стар, я чувствовал потребность его видеть, раз в неделю приглашать в ресторан. Потом дед женился, встречи стали реже. Мы близки с отцом, но для этого не нужно видеться. Мы встречаемся, может, раз в три-четыре месяца, и как будто не расставались. Он даже «здрасьте» не говорит. «А ты видел это? А ты представляешь, у них Барби героиня!» — начинается обычно с такого.

А какие-то семейные традиции есть?

Сейчас я стараюсь к нему внуков таскать. Чтобы они запомнили деда. Марату всего три — все, что с ним до сегодняшнего момента происходит, он скорее всего забудет. Я себя помню с четырех лет, но, тем не менее.

И как он реагирует на маленьких?

Внуки ему нравятся. Но он с ними не возится, не сюсюкает. Кстати, старший Тимур сильно на него похож. Вот прямо одно лицо в детстве. А младший — такой нормальный казах, как я.

У вас же есть еще и младшие брат и сестра по отцу. Про Петра почти ничего не известно, если искать в Интернете. Про Марию последние новости были несколько лет назад. Можно спросить, как у нее дела?

Про Машу лучше спрашивать у Юли. А Петя живет на Николиной горе, он огромный здоровый парень с басом. Мы с ним созваниваемся иногда. По профессии архитектор, едет скоро учиться в Италию. И, понимаете, да, он моя кровь, но я на него смотрю несколько иначе, чем на брата. Скорее — как на сына или племянника. Мне 59, Пете — 23. Он на два поколения младше! Пете-то как раз сейчас до утра гулять и в окно к девчонкам лазить. Но, конечно, он — папина радость, потому что младший сын — всегда самый лучший сын.

Ну, собственно, зафиналим давайте тем, что у вас юбилейный год предстоит, 60 лет. Какие-то есть на него планы, ожидания?

Как бы подешевле его справить! (смеется) Даст бог, выпустим в ноябре «Авиатора». Это самая трудная моя работа, два года жизни. И как раз через месяц день рождения. Есть, чем отчитаться. Много планов.