О брошенном ребенке широко известно стало в 2019-м
В марте 2014-го в Москве родилась недоношенная девочка, поэтому до лета врачи рекомендовали оставить ее в реанимации. Когда малышка поправилась, ее благополучно выписали домой, но уже через пару дней мама ребенка Татьяна Максимова вернулась в клинику. Женщина утверждала, что Саша задыхается и находится при смерти, умоляя забрать ее в перинатальный центр.
Госпитализироваться вместе с малышкой Татьяна не стала: дома ее ждали еще трое детей, нуждающихся в уходе, поэтому в ПМЦ оформили няню. А дальше началось самое необычное – родители исправно платили около миллиона рублей в месяц за одноместную палату девочки, но забирать ее из перинатального центра не планировали.
В 2018-м о Саше узнала организация «Волонтеры в помощь детям-сиротам», но широкий общественный резонанс история обрела лишь после попадания в СМИ. Тем не менее лишь в 2020-м девочка покинула медцентр «Мать и дитя», ну а ее родителей ограничили в правах. Почему же Татьяна Максимова не желала воссоединения с дочерью? О том, что думала мать брошенного ребенка и как сложилась его судьба — в нашем материале.
Семья богачей
ПМЦ разорвал контракт с Зинкиным и Максимовой только в 2019-м
Для начала стоит уточнить, что из себя представляли люди, решившие оставить собственного ребенка в ПМЦ. На момент появления Саши на свет Татьяне Максимовой было 39, а ее мужу Юрию Зинкину — на четыре года больше. В семье подрастали трое мальчишек, так что рождение девочки должно было казаться супругам сущим праздником.
Недостатка в средствах чета не испытывала: выпускник финансовой академии Зинкин еще в 90-е основал с приятелями первое ООО. Поначалу предприниматели занимались обычным турбизнесом, но затем что-то пошло не так: Юрия осудили за отмывание средств и организацию преступного сообщества. В 2005-м мужчину приговорили к семи годам колонии строгого режима, однако уже в 2009-м он числился директором нового общества с ограниченной ответственностью.
В 2019-м, когда история с брошенной Сашей получила резонанс, Юрий был прописан на Новом Арбате, не появлялся в доме, но оплачивал коммуналку в срок. Ну а Татьяна с сыновьями в тот момент жила в «Триумф Паласе», и соседи уверяли: супруги давно не вместе.
Татьяна говорила, что ее дочь инвалид и смертельно больна, но на все, мол, воля Божья
Еще один важный момент — религиозность Татьяны, ведь все знакомые характеризовали ее как женщину набожную и приличную. Максимова регулярно посещала с сыновьями службы в Покровском женском монастыре и в храме Живоначальной Троицы на «Алексеевской», стояла у алтаря в первых рядах и щедро жертвовала на реконструкцию церквей.
Вот только если работники церковной лавки не замечали в поведении прихожанки странностей, то знакомые и соседи не могли сказать того же. Медработники, обследовавшие впоследствии Сашу, отмечали, что сыновья Татьяны вели себя нестандартно и отстраненно, не ходили в школу, предпочитая домашнее обучение, не здоровались с посторонними. Редкими вылазками в свет для мальчиков оставались поездки в клинику — мать ежегодно делала им МРТ, тщательно проверяя здоровье.
Вероятно, в этом и состояла главная проблема Максимовой — она безумно переживала за здоровье отпрысков, а в том, что Саша тяжело больна — не сомневалась, хотя врачи утверждали обратное. Верила Татьяна лишь пророкам, игуменьям и старцам, к которым постоянно ездила за советом, пока и вовсе не замкнулась в себе и не перестала контактировать с внешним миром…
Запертая в палате
У Саши были игрушки, отдельная палата и все для рисования, но не близкие люди
«Вся семья и близкие первые пару лет были уверены, что девочка смертельно больна и не может без круглосуточной медицинской помощи, — рассказывала журналистам знакомая бабушки Саши. — Ребенка никому не показывали, всем говорили, что она вот-вот умрет. Насколько я знаю, к похоронам все были готовы в любую минуту, даже место на кладбище уже присмотрели. Татьяна сама свято верит в это. Мне кажется, что ее врачи этого центра поначалу так накрутили, или она в Интернете начиталась. Она так убедительно говорит, оперируя медицинскими терминами. Утверждает, что ребенок, рожденный на 23-й неделе (по ее подсчетам, именно на этом сроке Саша и родилась), не может быть нормальным. Что у нее не развиты внутренние органы, нет части головного мозга и еще чего-то там».
Родственники платили ПМЦ около миллиона рублей в месяц за пребывание Саши в отдельной палате, еще 150 тысяч полагалось сидевшей с малышкой няней. Отец ребенка не навещал, мать приходила раз в месяц, зато когда девочке исполнилось два, к ней зачастили родители Юрия и папа Татьяны. Более того — бабушки и дедушки выражали желание забрать внучку к себе, но Зинкин и Максимова запретили, отметив, что наследница больна, и не стоит лезть в чужие дела.
А дальше Саша попала в замкнутый круг: родители уговаривали сотрудников медцентра подержать ее у себя дольше, врачи и администрация пытались убедить Максимову, что девочка здорова. Тем временем малышка росла, не имея возможности социализироваться, ведь никогда не выходила за пределы территории МПЦ, а чаще всего просто находилась в своей палате.
Адвокат Анатолий Клейменов и представитель клиники «Мать и дитя» в Пресненском суде во время рассмотрения иска органов опеки об ограничении прав Максимовой и Зинкина
В 2018-м про брошенную Сашу узнали волонтеры, и лишь тогда дело сдвинулось с мертвой точки: комиссии по делам несовершеннолетних, проверки СК и прокуратуры, вызов родителей на беседы. Медцентр в начале 2019-го расторг с Зинкиным контракт об оказании платных услуг, и стартовал судебный процесс, целью которого было возвращение ребенка домой. Но безопасно ли было отдавать девочку людям, поставившим на ней крест и едва ли не похоронившим?
«Когда год назад я позвонил отцу, попросил его забрать ребенка, он ответил, что не может, потому что у него в квартире ремонт, — рассказывал на суде юрист клиники. — А после — вовсе отправил к матери. Мать же заявила, что не просила реанимировать дочь, проблемы у тех, кто ее реанимировал».
Несмотря на подобное отношение к ребенку, у которого отняли возможность жить в семье, маму и папу Саши сперва не лишили, а только временно ограничили в родительских правах. В 2020-м благодаря этой перемене соцслужбы стали искать девочке опекунов, однако из-за периода карантина переезд из ПМЦ откладывался.
Новый дом
Саше понадобилось несколько месяцев, чтобы привыкнуть к новому дому
В апреле 2020-го Саша наконец попала в новую семью: мама двоих детей Юлия узнала о брошенной малышке от родительницы Евгении, давно состоявшей в организации «Волонтеры в помощь детям-сиротам». «Конечно, мы все поддержали, — подчеркивала Евгения. — У нас большая дружная семья. За городом мы живем все вместе в соседних домах. Мы с мужем, Юля с мужем и детьми, моя сестра с детьми, Юлина сводная сестра с детьми. Когда все вместе собираемся, то получается 19 человек, из них девять — дети. И вот мы вместе сели и решили — возьмем!"
Первое время Саше пришлось нелегко: она боялась кошек, собак, других детей, выходить из комнаты и гулять, привыкнув за годы в ПМЦ к замкнутому пространству палаты. Девочка плакала беззвучно, так как ранее ей запрещалось шуметь, а по ночам сама себя укачивала, чтобы успокоиться и заснуть. Кроме того, шестилетний ребенок не расставался с соской, из-за чего плохо выговаривал некоторые буквы, а еще имел лишний вес, ведь нянечки постоянно подкармливали сладостями.
Все эти проблемы исчезли, когда Саша почувствовала, что в новом доме ей рады. Первый Новый год в семье она провела воодушевленно, с интересом наблюдая, как Юлия готовит и накрывает на стол. «Все ей было интересно. А еще ей постоянно нужен был контакт, — вспоминала Юля. — Все время за руку держаться надо было или за ногу. За что угодно, лишь бы рядом. Я одной рукой еду готовлю, другой Сашу держу. В бассейне плавает за ручку. В магазине за ручку. Такой у нее был тактильный дефицит. И плюс еще она боялась, что мы ее куда-то отдадим. Я говорю: «Юль, давай Сашу на танцы отдадим». А она так серьезно: «Не надо меня никуда отдавать! Я не хочу никуда от вас».
Адвокат Максимовой Ольга Лукманова отвечала на вопросы прессы
Самое странное, что Зинкин и Максимова, которые толком не навещали ребенка, начали неистово бороться за родительские права в суде. Правда, лишь через адвокатов — заседания супруги не посещали ни разу, да и увидеться с Сашей выразили желание только раз: не случилось, так как карантин был в разгаре, а повторного предложения от четы не прозвучало.
Почти два года понадобилось, чтобы нерадивых родителей лишили прав, и после суда в декабре 2021-го Юлия перестала переживать, что у нее отнимут девочку, которую она успела полюбить как свою. «Тут такое чувство, как когда ребенок рождается и ты его видишь впервые. Фантастика просто. Я обняла Сашу и минут пять мы так с ней стояли, я плакала. Конечно, она не понимает пока, почему, потом ей все это предстоит узнать. А сейчас просто успокаивала меня: „Мамочка, ты у меня самая любимая, самая красивая“. И гладила по плечу. Это был такой удивительный момент. Да, еще впереди процедура усыновления, но это все ерунда, сорняки в моем цветущем саду. Это все мы преодолеем», — не сомневалась Юля.
